Как начиналась моя практика в психологии

Конец 90-х. Собственное мнение о психологии и о психологах очень неоднозначное. Учиться было и интересно, и скучно одновременно. В общем изначально я планировала присовокупить свое психологическое образование к юридическому. Т. Е., уже почти собралась отправиться в адвокатуру, но вмешалось проведение. Мой юридический факультет не успевал аккредитоваться вместе с университетом, и наш декан слезно попросил нас подождать еще, как минимум, год для получения государственных дипломов.

Это был как удар под дых. Я уже успела уволиться из холдинга при «Инкомбанке», где благополучно работала в планово-экономическом отделе, и даже присмотрела себе место помощника адвоката для приобретения нового опыта.

Если сказать, что я была в стрессе, это не сказать ничего. Я была в очень сильном стрессе. Но потом решила, что займу себя чем-то полезным для будущей новой работы. Что-то полезное оказалось психологией.

После юрфака учиться на психфаке было легко. Но было одно «но»... Нас учили на практических психологов, однако, при этом было много такой практики, которая меня скорее пугала, чем притягивала. Например, нас водили в институт им. Сербского, или показывали детей с тяжелыми необратимыми дефектами развития. А я-то хотела работать только со здоровыми людьми. Да и сами преподаватели на психфаке после юрфака и холдинга при банке мне казались какими-то очень медленными и живущими практически в параллельном измерении.

Оптимизм внушали только матерые психотерапевты, которые приходили давать нам мастер-классы. Но они в большинстве своем были изначально не психологи, а медики. И относились к нам как-то очень снисходительно, как к тотальным недоучкам. Это уже позже я узнала, что медики-психотерапевты или психиатры (особенно старой школы) довольно долго не очень хотели признавать психологов как равноправных коллег по цеху в частной практике.

Первый мой крышеснос произошел, когда у нас была обязательная практика в проф. Ориентационном государственном центре (была целая сеть таких центров в Москве в 90-х). Как только школьники, с которыми мы должны были проводить батареи тестов, а потом обсуждать их планы и мечты о будущей профессии, узнавали, что я проработала больше восьми лет в коммерческих банках и холдингах, ко мне тут же выстраивалась очередь. Подростки просто боролись за право попасть ко мне на беседу. Наверное, надо было быть полной дурой, чтобы оттолкнуть от себя эту толпу страждущих узнать, как стать сотрудником банка. Так что отзыв о моей практике превзошел все мои самые смелые ожидания.

Второй мой крышеснос случился после защиты диплома, когда мне настойчиво порекомендовали продолжить обучение в очной аспирантуре на кафедре социальной психологии, что в общем-то было и неудивительно, учитывая мой предыдущий опыт работы и образование.

Сели мы тогда с мужем и стали думать. Он мне так аккуратно говорит: «Может, останешься в психологии. Там тоже работа с людьми. И похоже на адвокатуру». Я, конечно, понимала, что на адвокатуру ну совсем не похоже. Однако, все началось в этой профессии для меня как-то легко и естественно. И я решила попробовать.

Чтобы не создалось впечатления, что я так легко отказалась от своего юридического диплома, могу рассказать как еще пару лет ходила с клиентами по нотариусам и судам, пытаясь совместить обе профессии. И благодаря этому опыту, я теперь точно знаю, что любые знания могут пригодиться. Но заниматься по серьезному стоит только каким-то одним делом. Т. Е., либо кузнец, либо на дуде игрец.

К слову сказать, я сейчас уже пару лет как получила диплом профессионального медиатора. Хочу еще и медиатором потрудиться. И вот тут-то мой юрфак опять вроде кстати.

Четыре года на юрфаке, конечно, было щемящее жаль, как впрочем, и мечту об адвокатуре. И бывшие коллеги по работе в банках, если честно сказать, не понимали моего «захода» в психологию. Многие из них еще несколько лет ждали, что я вернусь в какую-нибудь свою серьезную профессию. Но я так и осталась в психологии.

Часть 2

И как в кино уже начало 2000...

Я учусь в аспирантуре и терроризирую друзей, родственников и соседей на предмет всяческих моих научных экспериментов и изысканий. Они покорно тестируются и заполняют какие-то мудреные анкеты моего собственного сочинения. У меня полная эйфория от новой профессии. Такой свободы творчества я, конечно же, не могла даже и представить.

Работа в банках для меня была интересной только в самом начале 90-х, когда только вышел закон о банковской деятельности, и никто толком не понимал, как и на чем могут зарабатывать банки. Поэтому первые коммерческие банки были похожи на коммерческие ларьки, только торговали они не всякой всячиной, а наличными деньгами. Это было весело и интересно. Но – недолго. А потом началось: дресс код, штрафы за опоздания на одну минуту, черная зарплата с перебоями и страх прихода новой команды и увольнения старой. А самое главное полная зависимость от принятия решений наверху. Можно было что-то считать в ночи, рисовать графики и диаграммы по особому спец. Заданию, а потом утром узнать, что наверху принято решение с этим клиентом не работать. Да и сама работа превращала твою жизнь в один бесконечный день сурка, где ты по часам знаешь, что тебе надо делать. Для особых почитателей все планировать специально напишу, что с годами такое планирование невероятно выхолащивает и отупляет. Наступает такой момент, когда ты теряешь вкус жизни и понимаешь, что еще одна шуба или машина тебя точно надолго не обрадуют. А для всего остального нужно время и силы, которых у тебя осталось уже как у загнанной лошади.

С переходом в психологическую практику моя жизнь сильно поменялась. Можно было выбирать свой особый ритм жизни: иногда что-то писать в ночи, не каждый день вставать с петухами и самое главное работать не в корзину. У меня просто захватывало дух, когда я понимала, что кому-то точно интересны мои наработки, мой опыт и мои знания. И интерес этот не утилитарный, для того, чтобы меня приспособить как винтик в какой-то сложной схеме честного отъема денег у населения.

Я вдруг отчетливо поняла, почему люди во всем мире испокон веков занимаются миссионерской или благотворительной деятельностью. Это невероятно благодарный труд во всех смыслах этого слова. В таком труде заложена духовность, в которой нуждается каждый из нас.

Но не все оказалось так красиво и безоблачно для меня в этой профессии. Надо было признать, что денег на прежнем уровне как-то не зарабатывалось. Да, меня любили студенты моих двух курсов, меня хвалил мой научный руководитель, я даже ухитрилась попасть со своей идеей на целых полгода на радио. Но денег это по-прежнему не приносило. Точнее, конечно же, приносило, но существенно меньше, чем в банках.

И самое главное частные психологи вокруг страшно гордились, если начинали зарабатывать где-то четверть от моей бывшей банковской зарплаты. Отсутствие явных ориентиров успешности меня лично как-то пугало. Я понимала, что где-то ходят эти очень успешные психологи, но лично познакомиться с ними как-то не представлялось возможным.

И еще я понимала, что не все наши отечественные небожители от психологии готовы тебя учить, даже за деньги.

Это на первый взгляд казалось парадоксальным, но "наши" в большинстве своем дули щеки, однако, мало чем хотели делиться или ничего еще толком и сами не умели и просто хотели быстро заработать. А редкие иностранцы, которых приглашали на небольшие курсы, были открыты и доброжелательны. Например, именно благодаря Сержу Гингеру я увидела другую гештальт терапию, не такую жесткую и надменно фрустрирующую, как российский вариант 90-х и начала нулевых, а очень теплую и принимающую. И психоанализ даже в переводе зазвучал понятнее, чем на конференциях у наших отечественных психоаналитиков.

Деление на школы тогда только намечалось. Аналитики и гештальтисты как-то свысока посматривали на всех остальных, и нежелание работать только в их подходе рассматривалось ими как явный непрофессионализм. И многим хотелось выделиться в отдельную школу, чтобы тоже иметь возможность так свысока посмотреть на всех оставшихся непримкнувших. Но для этого надо было где-то добыть этих самых эксклюзивных знаний и оказаться на шаг быстрее остальных. В общем-то те же законы, что и в любом бизнесе.

Я никак не могла себя уговорить примкнуть к какой-то школе. Мне все-таки хотелось научиться работать с конкретным клиентом, а не в каком-то одном подходе. И еще я упорно ловила себя на том, что никак не могу абсолютно все принимать на веру. Особенно в формулировке: «Только так и не как иначе. Или только так правильно, а по другому – непрофессионально». Я и тогда и сейчас согласна с тем, что общие правила должны быть. Но, когда таких правил слишком много или когда они начинают жестко регламентировать твою работу, то ты невольно превращаешься в ремесленника, который готов за каждым аффективным поступком разглядеть шизофрению. Или даже хуже того, изнурительные натаскивания психолога на определенные стереотипы ведения консультации внедряют в его мозг почти гестаповское спокойствие на естественное сопротивление клиента дискомфорту или даже боли, которую может причинять процесс работы. Я и сейчас пребываю в практически девственной уверенности, что не надо намеренно долго и упорно атаковать клиента разными коварными вопросами, от которых ему (клиенту) явно нехорошо. И вообще не надо вести консультацию так, чтобы клиенту точно поплохело.

Нехорошо клиенту действительно может быть и во время консультации и после нее. Это иногда неизбежно. Но гордиться тут нечем. Неизвестно, поможет это человеку или нет что-то там осознать и изменить свою жизнь к лучшему. А на данный момент ему уже нехорошо. И такую ситуацию создал не какой-то противный неправильный персонаж, а именно психолог. Причем, на ровном месте и за деньги клиента.

В этом смысле, мне были более понятны медики в психологии. Точнее психотерапевты и психиатры. К слову сказать, в тот давний период активно обсуждалась тема о разнице психотерапевтов и психологов. И могут ли называть себя психотерапевтами лица, не имеющие медицинского образования. Мне кажется, что этот спор полностью не утих и до сих пор.

Итак, медики при всем их цинизме в разговорах о клиентах, на деле как-то бережнее к ним относились. Видимо, все-таки клятва Гиппократа, данная еще практически в советские времена, не была пустым звуком. Медики мне определенно нравились больше, чем психологи. И даже как-то больше верилось, что именно среди них и есть эти самые успешные частные специалисты-небожители, у которых можно долго и упорно учиться.

Медики были тоже вполне благосклонны ко мне, уважая, видимо, мое вполне фундаментальное математическое и юридическое образование. Некоторые из них позволяли мне чему-то поучиться прямо на ходу, обсуждая клиентские истории в перерывах на мастер-классах.

Я и сейчас с благодарностью вспоминаю это время. Нет ничего более полезного, чем услышать мнение разных специалистов с хорошим багажом знаний и опыта.

И великолепным подарком от медиков для моего профессионального становления я считаю совместный поход на Международный конгресс по психотерапии в Москве в 2001 году. Это стало, пожалуй, самым важным событием в моем профессиональном сознании и понимании себя в этой профессии. Но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.

Часть 3. (Клиенты)

Клиенты – это то, о чем мечтает каждый начинающий психолог. А словосочетание «частная практика» звучит почти как свой «собственный бизнес», что, в общем-то, по сути, так и есть. Поэтому частная практика и раскручивается по законам частного бизнеса.

И я не открою страшную тайну, если напишу, что практически все начинают с одного и того же – с друзей, родственников и знакомых. Первые азы саморекламы так или иначе пробуешь на самых близких, которым доверяешь и надеешься на их помощь. И они действительно помогают: выслушивают, обещают кого-нибудь привлечь и даже привлекают. Я тоже через это проходила и не вижу здесь ничего зазорного. Наоборот, это хороший повод увидеть, есть ли реальная возможность использовать эти каналы для поиска и привлечения клиентов. И тут у всех совершенно разные возможности. Засада может быть только в неоправданных ожиданиях. Самые близкие, действительно, очень хотят помочь, на то они и близкие. Только «твоих» клиентов может не оказаться среди твоего ближайшего окружения. Если только ты не идешь в эту профессию решать, в первую очередь, свои проблемы. Тогда тебе гарантировано начнут присылать родственников, или ты вдруг обнаружишь себя в роли решальщика судьбы семьи друзей или соседей. Это ни хорошо, ни плохо, если вовремя все увидеть и прекратить упражняться в такой частной психологической помощи. Однако, это одновременно и хороший урок на предмет как развести личную жизнь и профессию. Поэтому не вижу ничего необычного, когда слышу такие рассказы.

Не могу сказать, что у меня такое было в чистом виде. Но попытки затянуть в подобные истории точно были. Например, моя старинная подруга после одного моего теста попросила поговорить с ее дочерью, именно как психолог. Или соседка хотела, чтобы я поработала с ее сыном, мотивируя, что я знаю обо всех подводных камнях этой семьи. Такие ситуации всегда скользкие для начинающих. С одной стороны, все выглядит безопасно, поскольку часто предлагается только одна беседа, решение какого-то локального конфликта или только один совет. Но не от грамотной подружки-родственницы-соседки с психологическим образованием, а именно от психолога. Такое вечное тыжпсихолог – сделай что-нибудь... И, что греха таить, на это легко повестись, чтобы по этому поводу коллеги не говорили. Просто признаются не все, и все вовремя останавливаются. А потом просто стараются об этом забыть, и никому не рассказывать. И хорошо, если не повторяют такие же опыты втихушку.

Но друзья-родственники-соседи и даже бывшие коллеги по работе – это может быть реальный и отличный источник новых клиентов. Это тот самый «сарафан», который дает хороший приток в основную клиентскую базу на любом этапе нашей работы. Тебя рекомендуют именно потому, что знают товар лицом. Например, не смотря на скепсис в отношении продолжительности моего пребывания в психологии, своих первых клиентов я получила, в том числе и через бывших коллег по работе. Иногда это было похоже на анекдот: «Ты не в себе – сходи-ка к Наталье. Или пока тебя не уволили, поговори с Натальей. Мы когда-то с ней вместе работали». И приходили незнакомые мне люди. Правда, иногда потом бывшие коллеги звонили и пытались что-то узнать. Но это как раз и было первыми тренировками рабочих границ. Я отшучивалась или прямо говорила, что не могу ничего рассказать.

Хочу сказать об одной важной особенности частной практики. Если она действительно частная, и вы не работаете в какой-то программе, благодаря которой к вам планомерно идут клиенты, то приток клиентов идет волнами. К тебе приходит клиент, которому все понравилось, потом он приводит еще кого-то и еще кого-то. Работы много, она интересная, но вдруг поток новых клиентов из этого источника прекращается. И это нормально. Когда я иногда слышу от кого-то, что так не должно быть, то у меня тут же закрадывается сомнение к экологичности работы такого советчика.

С высоты полученного опыта, могу сказать точно, что источники тоже хотят отдыхать. И если работа была проведена на высоком уровне, то этот источник еще принесет новые волны клиентов, но спустя время. Причем, речь не идет о неделях, речь иногда идет о годах.

Ну, так вот, на первых порах таких источников катастрофически мало. Но иногда может создаться иллюзия, что ты идешь на взлет только из-за локального сарафана от какого-то одного источника. Поэтому, если вдруг источник неожиданно иссяк, то не всегда надо срочно бежать на личную терапию с запросом: «Что я делаю не так», а начать искать другой источник новых клиентов. Хотя на первом этапе становления психологической практики, лишняя личная терапия точно не помешает. Важно только попасть к терапевту, который не начнет радостно разгонять и дальше неуверенность в себе, как в специалисте, или страхи перед спадом притока клиентов.

Еще один забавный способ привлекать клиентов в то время – это была реклама в газетах и журналах. Почему забавный, потому что тогда не было никаких специализированных психологических изданий. Рекламу давали в газете «Из рук в руки» и в журнале «Досуг».

Был еще один способ прорекламироваться – это написать статью и попробовать ее опубликовать. Я как-то сразу вспомнила, что в школе неплохо писала сочинения. И надо сказать, что это тоже сработало. Во-первых, меня действительно публиковали (правда, в не очень известных изданиях). Во-вторых, платили за публикации. Однако, надо признать, что новых клиентов это как-то не давало. Или я не могла их отследить точно. Но "старым клиентам" моя деятельность нравилась, и популярность так или иначе росла.

Сейчас мне кажется, что мне очень повезло в начале моей работы. Наверное, так и было. Во-первых, был приток клиентов через моих студентов, присылали клиентов бывшие коллеги, даже друзья тоже расстарались.

Во-вторых, мне сказочно повезло с арендой помещения. Т. Е., сразу после окончания университета мне удалось получить в пользование помещение в самом центре Москвы, на Старом Арбате. Это мои знакомые адвокаты, у которых я собиралась когда-то работать, сжалились надо мной и помогли снять маленькую комнату в офисном здании, где на входе можно было даже повесить свою рекламу.

Однако, привлечь новых клиентов через такую рекламу оказалось не так-то просто. Меня никто не знал. Я работала над текстом буклетов, я меняла фотографии на основной рекламе на доске объявлений, но люди не приходили. Прошло, наверное, несколько месяцев, прежде чем ко мне пришел первый «засланный казачок». Точнее, его никто не засылал, просто потенциальные клиенты присматривались и раздумывали. Несколько месяцев... И текст рекламы здесь играл далеко не первую роль. Кто-то, как потом выяснилось, боялся моего знакомства с адвокатами (а потенциальные клиенты интересуются всем, даже тем, что тебе и в голову прийти не может), кто-то видел, что ко мне не стоит очередь. А полной загрузки и быть не могло, с учетом моего опыта. В общем, понервничать мне тогда пришлось. Хотя мой кабинет вызывал явную зависть у коллег, и для меня самой был залогом успешности, да и просто повышал мою самооценку.

Бесценным преимуществом того кабинетного периода было наличие Интернета и свободного времени. Я приходила в мой кабинет как на работу, а работы реально было катастрофически мало. Поэтому мне фактически пришлось принести на работу старый компьютер и начать что-то писать. Как я осваивала интернет пространство в конце 90-х и в начале 2000, я расскажу отдельно.

Часть 4. (СМИ)

Итак, я продолжаю рассказывать про начало моей практики в психологии.

Последние пару лет уходящего прошлого века были невероятно интересными и очень стрессовыми для всех. Кризис 1998 года застал врасплох все сферы бизнеса. Не было в России такого предпринимателя, который бы не пострадал от неожиданного скачка доллара в этом злополучном году.

Но мне было слегка за тридцать, и я видела только, как жизнь стремительно меняется вокруг меня.

Я уже писала, что после перехода в психологию, свободного времени стало значительно больше. И вдруг как-то само собой вспомнилось все то, что я когда-то делала хорошо и с удовольствием. Я умела хорошо выступать перед любой аудиторией, и я хорошо писала сочинения. Это было в школе. И я почти об этом забыла.

Итак, в один прекрасный день включаю телевизор и вижу нашего преподавателя по психоанализу в передаче «Что хочет женщина» на телеканале РТР (Россия), и понимаю, что смогла бы сказать не хуже. Оставалось только узнать, как он туда попал.

Это было очень заманчивое время для начинающих психологов. Психологи старой школы почему-то не очень приживались на первых ток-шоу. Эти первые ток-шоу с участием психологов не были такими базарными, как сейчас. Тебе задавали вопрос, ты на него спокойно отвечала. Если тебе при этом удавалось к месту пошутить или удачно вписаться в ход мыслей ведущего, то тебя могли пригласить еще раз или даже несколько раз. От тебя ждали коротких интересных мыслей, при этом поданных легко и доступно. Видимо, в этом и была засада для старой школы. Многие психологи из этой старой школы могли говорить часами, и мои математические мозги иногда начинали отключаться от разлитой воды вокруг какой-нибудь одной ценной мысли. Телевидение этот стиль подачи мыслей сразу исключило.

Наш преподаватель психоанализа по первому образованию оказался историком. Он был консервативным психоаналитиком, но говорил очень просто и приводил красивые понятные примеры, в общем, был достойным преподавателем психоанализа. И кто-то его порекомендовал редакторам этой программы на РТР. Им он понравился сразу. А я взяла и попросила его меня тоже порекомендовать.

Программе «Что хочет женщина» нужны были разные лица. Т. Е., психологи каждый раз менялись, повторно приглашали только спустя какое-то время.

На первой программе у меня случился полный провал. Сложно сказать, почему так получилось. Может быть, Кларе Новиковой я показалась слишком молодой, может быть я ей просто не понравилась или она встала не с той ноги, но ведущая выставила меня полной дурой. Т. Е., она долго ко мне не обращалась совсем, потом вдруг что-то спросила и, не дав мне толком договорить предложение, обратилась к зрителям. Потом она еще что-то у меня спросила так же небрежно.

Я с трудом досидела до конца этой злополучной передачи. Редакторы тоже не стали скрывать своего разочарования. Провал казался полным, окончательным и бесповоротным.

Потом я ехала домой и успокаивала себя тем, что в любом случае это был опыт. Но на самом деле хотелось расплакаться прямо в гримерке. Думала, что больше никогда с ТВ никаких дел и никаких эфиров.

Но случай свел меня с этой же программой довольно быстро.

Мне позвонил редактор и на всякий случай спросил, нет ли у меня семейной пары, где жена значительно старше мужа. Такая пара у меня была. Это был бывший ученик нашей школы, который женился на нашей учительнице физики. Мне предложили приехать с ними, и сесть в зале. Я приехала и села. И этот эфир оказался поворотным для меня не только в этой программе, но и в моих отношениях с ТВ. Я легко и непринужденно что-то рассказала, потом что-то прокомментировала. Редакторы были в недоумении и в приятном удивлении. И меня стали приглашать...

Единственное, что за все время моей «карьеры» на ТВ я так и не научилась делать хорошо, так это говорить большие тексты на камеру, без живого диалога. Это я выяснила на опыте с ТНТ. Это был мой «кошмар на улице вязов».

Меня пригласили в тележурнал «Из жизни женщины» в рубрику «Советы психолога». Пригласили фактически из-за моей киногиничности и наличия опыта работы на ТВ. Но я совершенно не представляла, какой ад меня ждет. Я бы никогда не могла подумать, что говорить в камеру, тобой же написанный текст, так трудно. Точнее, трудно было говорить все точно слово в слово в хорошем темпе, одновременно уложиться в точное время и при этом выглядеть приятной и непринужденной. Писали все сразу и крупным планом. После первой съемки мне захотелось отказаться, но редактор уговорила еще раз попробовать. Я пробовала еще полгода, было трудно невероятно. Т. Е., актриса из меня так и не получилась.

Кстати, по поводу клиентов с телевидения. Вот парочка основных моих выводов после стольких лет общения с ТВ. Делюсь...

1. Имеет смысл вести что-то на регулярной основе.

2. Стараться воспринимать одну запись скорее как тренировку, чем как рекламную акцию.

Хотя сами работники ТВ тебя тоже могут выделить из других специалистов и прислать клиентов. Но массового притока клиентов разовое участие в передачах не давало точно. Скорее прибавляло популярности и любопытства у соседей и гордости у родственников.

С радио мне тоже повезло. 2000 год. Приехала к подруге, у которой не была лет пять. Она учительница младших классов, и училась в Пед. Университете. Сидим, болтаем, рады друг другу невероятно. Вдруг подруга говорит: «Вчера от школы со старшей дочкой были на радио. Ведущая спрашивала, нет ли у меня знакомого психолога на цикл программ. Не хочешь попробовать?» Я чуть не подпрыгнула со стула прямо до потолка. Такая удача ко мне в руки плывет.

Но все оказалось просто. Это было «Народное радио» на средних волнах. Денег не предлагали, кормили завтраками в прямом и в переносном смысле этого слова. Программа шла очень рано, в 8-00 утра в воскресенье. Т. Е., слушать мой дивный голос могли только пенсионеры на дачах. Однако, я приходила в старое здание радиовещания на Пятницкой, с каким-то особым трепетом поднималась по лестнице и чувствовала себя практически звездой. А если серьезно, то опыт оказался хороший, и в написании текстов, и в работе с ведущей. Эфиры были часовые, готовились и утверждались заранее, предполагались звонки в прямой эфир, и мои ответы тоже в прямом эфире. А потом по взаимной договоренности я оставалась еще на один час и отвечала на звонки в редакцию. После первых эфиров звонили только еще раз спросить меня об образовании и моих интересах. Потом постепенно начали задавать вопросы. Звонили, в основном, пожилые родители, жаловались на детей, мол, забыли стариков, не ездят, внуков не привозят. Я их утешала, немного критиковала и давала советы. Эти программы выходили в эфир полгода, но никто из моих телефонных собеседников ко мне на личную консультацию так и не приехал, или я про это так и не узнала.

Программа нравилась редакции этой радиостанции, но финансирование закончилось, и мы расстались. На прощанье мне подарили подарочное издание книги: «Про Федота стрельца, молодого удальца» Л. Филатова.

И еще послевкусие от этих эфиров оказалось совершенно неожиданным. Мне было очень приятно, когда проректор нашего университета после сдачи моего кандидатского минимума по философии, лично подошел ко мне и сказал: «Жаль, что «Секреты домашнего общения» закрыли, я иногда вас там слушал. Мне нравилось».

Хотела еще буквально пару строк написать про первые свои статьи в журналах. Что-то, из напечатанного тогда, я позже благополучно перенесла в Интернет.

Итак, выходил в свет в Москве такой не слишком известный журнал: «Кутузовский проспект». По сути это был журнал с разной не очень навязчивой рекламой. Там были статьи по психологии, и очень терпеливый главный редактор.

Эта женщина и сейчас стоит у меня перед глазами. Совершенно некрасивое лицо, но удивительно приятный, спокойный почти убаюкивающий голос: «Наташа, конечно, напишите, я прочитаю, если что – подправлю. И мы опубликуем».

Как же важно, чтобы было не страшно начинать делать то, что ты еще плохо умеешь. Но, благодаря этой мудрой женщине со спокойным голосом, я научилась писать разный объем текста на определенную тему. Это оказалось гораздо сложнее, чем написать хорошее сочинение. Переписывать приходилось не один раз. Я даже зауважала труд журналистов. И порадовалась, что это все-таки мое хобби, а не основная профессия.

Ну вот, пожалуй, и все про мои первые контакты со СМИ. Я решила написать об этом, потому что потом все равно пришлось бы рассказать, откуда у меня взялись первые идеи и тексты для ответов клиентам и для статей в Интернете. Сейчас некоторые из этих ответов и статей безнадежно устарели или я бы уже так не написала и не сказала.

Но еще раз хочу напомнить, что это было на стыке прошлого века и века нынешнего. Т. Е. – давно.

Часть 5. (Интернет)

Я долго жила без Интернета, даже, когда уже училась на юридическом факультете в конце 90-х. Наш дом попал в какую-то удивительную зону интересов бывшего военного завода им. Хруничева. И первые провайдеры никак не могли к нам пробиться или по каким-то причинам не хотели. Но, если быть честной, то я и не рвалась в сеть. Как-то обходилась без нее. Однако, в 1999 году я рванулась в интернет пространство с неожиданной для себя скоростью.

Итак, опять небольшое отступление о моем допсихологическом прошлом. В первых коммерческих банках, где я работала, были разные люди, в большинстве своем с хорошим, но не профильным образованием. Я с удовольствием дружила с сотрудниками разных подразделений. В какой-то период времени в наш банк в Инвестиционное Управление пришла новая команда. Там были одни мужчины один другого умней и харизматичней. Поэтому, когда я после окончания университета стала думать о частной практике, я сразу вспомнила об этой команде из Инвестиционного Управления. Мне нужен был стратегический совет.

На тот момент, в общем, я понимала, что нужно делать: регистрировать ИП, давать рекламу и начинать работать. Но вот как и где давать рекламу, кроме журналов и школ было не совсем понятно. Не на столбах же и не в подъездах ее вешать.

Стратегический совет меня не просто удивил – он меня тогда озадачил. Один из великих умов нашего Инвестиционного управления посоветовал мне сделать небольшой свой собственный сайт и начать давать рекламу в Интернете, писать статьи, отвечать на вопросы. Увидев мои округлившиеся глаза, этот могучий ум подытожил: «Да все через лет 10 будут консультировать в Интернете». Действительно, просто как в воду глядел.

Моя самая первая личная страничка где-то еще висит, на нее есть ссылки с моих самых первых статей. Я ее делала и редактировала сама. Думала, что временно, а потом закажу что-то серьезное и у профессионалов.

Это был 1999 год. Психологов в Интернете почти не было. Точнее, не было никакой конкуренции. Интернет-журналы сами искали и зазывали специалистов, которые готовы были отвечать на вопросы или могли написать простенькую статью. Информации по психологии было ничтожно мало и любая статья, написанная просто и по делу тут же принималась и размещалась на сайтах.

Из крупных проектов мне запомнился проект «Консультарий» и «Шпилька», которая в самом начале называлась «Уголок стервозы». Владелице «Шпильки» могу сказать отдельное спасибо, потому что она сама в тот момент иногда писала для «Соsмо» и давала мне дельные советы по моим текстам, а потом благодаря «Шпильке» меня заметил другой крупный Интернет-проект «Клео», в котором я осталась до сегодняшнего дня.

Что делали психологи в то время в Интернете кроме написания статей? Психологи учились отвечать на вопросы и вести переписку с клиентами.

Учиться это делать грамотно было не у кого. Психологи старой школы никак не хотели тогда принимать такую форму работы. Было много споров чуть ли не до 2001-2002 года о том, корректно ли вообще вести консультации в сети. Многие специалисты считали, что без очных консультаций переписка - это шаг в сторону непрофессионализма, а ответы на вопросы – это тоже любительский уровень.

Я копировала всю свою переписку с каждым клиентом в надежде, что когда-нибудь покажу ее своему супервизору. Сейчас это кажется чем-то неправдоподобным, но в тот момент надо было еще уговорить потенциального супервизора что-то прочитать. Правда, тогда и получить внятную супервизию было сложно.

В психологических центрах были приняты профессиональные посиделки. И в зависимости от серьезности руководителя, организовывались или не организовывались обязательные отчеты о работе. Это было похоже иногда на интервизорскую группу, а иногда на супервизорскую, а иногда на базар-вокзал. Могу сказать только, что с центрами мне везло. Там, где я работала, никого не терзали и не мучили. Но иногда психологические посиделки на нейтральной территории заканчивались жесткими наездами друг на друга и взаимными колкостями. Свои страхи и неумения мы искали друг в друге, радостно находили и глумливо указывали. В общем, учились выстраивать границы и проверяли друг друга на прочность.

Проект «Консультарий» меня многому научил. В этом проекте я писала много и долго. Практически пока он существовал, я с ним и работала. В основном, это были ответы на вопросы, которые потом размещали на сайте в открытом доступе. Вопросы можно было выбирать без суеты. Желающих получить ответы было больше, чем специалистов. Мы читали друг друга, и учились друг у друга.

И благодаря этому опыту, я именно тогда в самом начале 2000-х начала работать с клиентами, которые жили не в Москве. Это, как ни странно, были США и Канада. Потом уже список городов и стран расширился. Причин для такого обращения было несколько:

Во-первых, это возможность говорить на родном языке.

Во-вторых, более низкая цена консультаций.

И, в третьих, общее прошлое, особенности менталитета. В общем, все то, что способствует терапевтическому контракту.

И все эти клиенты нашли меня через Интернет. Кто-то читал статьи, кто-то ответы на вопросы.

Мы в основном разговаривали по телефону. С кем-то еще дополнительно переписывались.

Нескольких из первых своих клиенток я никогда так и не видела, хотя работа была проделана большая, с некоторыми по нескольку лет. Но так уж получилось.

И эта практика дала мне понимание того, что в некоторых случаях можно работать и без очных консультаций. Но говорить такое в профессиональном сообществе в 2000 году было бессмысленно, а где-то даже и опасно, потому что массово так не работали. Российские психологи того времени были как-то излишне развернуты в сторону получения опыта от коллег из-за рубежа. Иногда это переходило всякие разумные границы, и выглядело так, как будто отечественные психологи тотальные недоучки-неумехи, и не в состоянии самостоятельно начать работать без первичного обучения у западных коллег. А особенно это гротескно выглядело, когда меня спрашивали: «А кто так работает из западных коллег?» А я пожимала плечами, потому что не знала никого, кто работал бы по удаленному доступу с клиентами. И мне тут же назидательно говорили: «Вот и не занимайся фигней и отсебятиной. Так нельзя работать, это, скорее всего, очень грубое нарушение правил консультирования».

Как-то негласно считалось, что любое начинание, новая школа в психологии по определению должно вырасти не у нас. Потом к нам должны приехать, и нас этому новому знанию научить. Ну, или мы должны поехать и научиться. Поэтому все новое в России в то время продиралось через страшную критику, и часто сначала сразу приравнивалось к непрофессионализму.

В общем, картина складывалась такая. Вроде как Россия в плане практической психологии так безнадежно отстала, что догонять нам наших зарубежных коллег еще лет 100. Может быть, это давление и придавило бы мою инициативу и веру в себя на неопределенное время, но наступил 2001 год, который многое поменял в моей голове, да и не только в моей. В 2001 году в Москве состоялся первый серьезный Международный Конгресс по психотерапии, который организовывала Профессиональная Психотерапевтическая Лига (ОППЛ). Но об этом я расскажу уже в другой раз.